Об Анне Эрвандовне…
Мне казалось, что она будет всегда. Как приятно было отвечать какому-нибудь давнишнему спаниелисту из шестидесятых годов, который держал когда-то спаниеля, и сейчас вдруг наткнулся на координаты нашей секции, что Анна Эрвандовна жива и здорова и по-прежнему навсегда увлечена русскими спаниелями! И она конечно же вспоминала этого мальчишку из шестидесятых и его собаку…
Я впервые увидела Анну Эрвандовну в 1985 году в ноябре на выводке молодняка. Мы привели показать свою первую спаниельку Ильму. Анна Эрвандовна там царила! Спаниелей было штук 50-60. Ведь тогда в год рождалось по 20 пометов! И этот племенной смотр был очень важным мероприятием. На нем определялось качество племенной работы, осматривались пометы целиком и присутствовали также и родители щенков. Анна Эрвандовна была с электрическим мегафоном, микрофоном и магнитофоном на ремне, на который она записывала все свои комментарии. Короче для того времени она использовала весь арсенал возможных технических достижений.
Когда подошла очередь нашего помета, ко мне приблизилась Анна Эрвандовна с внушительной свитой за спиной и сразу, даже не осматривая зубы, уже по морде моего щенка сказала, что здесь похоже все плохо… Посмотрели прикус и точно – стопроцентная бульдожина… Моя собачка не прожила долго. Вскоре подхватила энтерит и умерла… Прививок тогда еще не было…
Следующую собаку мы смогли завести только через три года. Хотя терпеливо стояли в очереди. Точно также побывали на выводке. Там нашу Дэльбу за что-то похвалили, все оказалось в этот раз нормально. И в два года мы посетили Ленинградскую областную выставку. Это был 1990 год. Мне было 15 лет. Сук судила Анна Эрвандовна. И тут случилось настоящее чудо – моя собака заняла первое место! Ее очень хвалили за не плохую голову, отличную высокую холку и хорошие движения! И удивлялись, как это от такой невзрачной матери, родилась такая красавица. И говорили, что заслуга в том ее отца – Барона. Я была в восторге. Так постепенно начался мой путь в собаководстве.
Собирались все спаниелисты в клубе на Лиговском по четвергам. Это был день спаниелей и легавых. Вы даже представить не можете, какая там была сутолока! Помещение было огромное, много закутков, но везде плотно стояли люди и все пространство было заполнено табачным дымом. У каждой породы был свой уголок. Спаниелисты занимали коморку 1.5х1.5 метра справа от входа. Там сидел актив и стояли в очереди с вопросами рядовые члены секции. Там и проходило все священнодействие. Было безумно интересно. И конечно во главе всего этого была Анна Эрвандовна. И вот однажды она задала мне вопрос – не хочу ли я помогать им в работе и я, задыхаясь от счастья ответила, что конечно же хочу! С тех пор я заняла чей-то неосторожно оставленный табурет и стала постоянным членом этих тусовок.
Анна Эрвандовна держала собак с детства. Она рассказывала нам о том, с каким восторгом когда-то слушала рассуждения Любоша о племенной работе – он был актером и поэтому был всегда очень красиво и дорого одет и рассуждения его конечно же завораживали.
Первого спаниеля Анны Эрвандовны звали Чики. Он был получен в одном из первых послеблокадных пометов, от собак переживших Блокаду, он был братом Джент-Шобюля и у него был неправильный прикус…
Анна Эрвандовна со своим первым спаниелем:
Прошло какое-то время и в 1958 году Анна Эрвандовна со своим мужем поехали в Москву и приобрели там шестимесячного Буяна. Он по какой-то причине стал ненужным своим хозяевам. Когда они приехали, то увидели ужасно толстого щенка и сильно расстроились. Да и кличка у него была какая-то дурацкая – как у быка! Но московский эксперт, не помню уже сейчас его фамилию, сказал им, что все это ерунда, главное посмотрите какая шикарная у него голова! И действительно щенка в экспедициях быстро привели в форму и он стал красавцем Буяном. Через несколько лет они посетили выставку в Москве и москвичи бегали смотреть на ленинградского кобеля. Хотя это был стопроцентный московский кобель. У нас он стал родоначальником линии. Обилием дипломов собаки Анны Эрвандовны и Игоря Михайловича никогда не обладали. Игорь Михайлович выставил Буяна один раз, обиделся на комментарии экспертов, и больше не хотел его выставлять. Так Буян и остался с одной трехой.
Анна Эрвандовна с Буяном и гусем.
Анна Эрвандовна всегда охотилась. И всегда они в семье держали охотничьих собак. И не только спаниелей. Был у них ирландский сеттер, он переболел чумой и напрочь лишился чутья. Охотился вприглядку. Поднимал птицу и по ней стреляли.
Были русско-европейские лайки. Урман оставил свой след в породе.
Был потом еще второй Урман, но он был крипторхом.
Была русская спаниелька Бриджет-Биди, в отличие от всех других собак, она была записана на Анну Эрвандовну, а не на ее мужа.
Были суки русско-европейских лаек Рой-Койра и Вирма. Вирму потом пришлось отдать, потому что она смертным боем билась с Койрой. И это было большой трагедией для Анны Эрвандовны. Вообще тогда у них в семье были три собаки: такса Кунигунда и две лайки. Они решили по максимуму завести собак, потому что подходил тот возраст, в котором уже собак держать было не совсем этично, как говорила Анна Эрвандовна…
Сами они спаниелей больше не заводили, потому, что их негде было натаскивать, да и потом стало уже не под силу. Но спаниеля завел сын Анны Эрвандовны, Сергей. Спаниеля звали Буш и он тоже оставил свой след в породе. Периодически Анна Эрвандовна подращивала щенков для своего сына – двух эстонских гончих, например. Так что без собак она не оставалась никогда.
Последней ее собственной собакой была такса Куня. После ее смерти Анна Эрвандовна собак уже не заводила… Но держала всякую мелкую живность, рыбок или, например, слоновых прыгунов – это такие прыгающие мышки с хоботами.
Ну что мы все о собаках… Анна Эрвандовна родилась в ленинградской семье ученых. Ее отец профессор и специалист по высшей нервной деятельности Айрапетьянц Эрванд Шамирович. Он быо по сути одним из основоположников отечественной школы по изучению эхолокаций в природе. Мама работала в Институте физиологии. Муж Анны Эрвандовны – териолог, специалист по тушканчикам и локомоции млекопитающих. У Анны Эрвандовны два сына, две внучки и правнук. Сама она кандидат биологических наук и потрясающий лектор. Как-то она обмолвилась, что в СПбГУ проводили рейтинги преподавателей и по результатам оценок студентов она заняла первое место. Ничуть не сомневаюсь. Я хоть и не имела чести у нее учиться, но слышала многие выступления Анны Эрвандовны на различных кинологических конференциях, лекциях для стажеров и владельцев собак и прекрасно понимаю о чем идет речь. Студенты для Анны Эрвандовны были практически детьми. Она всегда очень пеклась о них и заботилась. Мы (эксперты-кинологи) также были ее учениками и она также ревностно нас опекала и выращивала. Следила за повышением категорий, всячески нас к этому подталкивала, очень волновалась на квалифкомиссиях и радовалась каждому нашему повышению больше, чем мы сами. Даже после того как она передала свои лекции в университете ученикам, она продолжала свою преподавательскую деятельность среди таможенников, на курсах экспертов-кинологов, читала лекции сотрудникам зоопарка…
Ее научная работа значительно затруднилась после развала Советского Союза. Пустыни стали недоступны для экспедиций. А в нашей местности из ее подопечных были только сони и белки-летяги… Тем не менее, каждое лето с мужем и собаками она выезжала в глухую деревню и возвращалась только в ноябре.
Анна Эрвандовна была прекрасным экспертом. И она очень любила эту свою вторую профессию. От подробнейшего описания собак на выставках до написания отчетов – садилась писать отчет сразу же как приезжала с выставки. И это не было досадной повинностью, как у многих, это было также очень любимым делом. Чтобы подготовить себе смену она в последние годы все меньше судила сама, оставалась или ассистентом или судила другие породы. Судила также очень подробно и качественно, хотя, как она сама признавалась, по-настоящему она любила только русских спаниелей и с завистью поглядывала на родные ринги. Мы частенько звали Анну Эрвандовну в ринг, чтобы разобрать сложный случай или показать окончательную расстановку. Я видела работу многих экспертов в ринге, но эксперта лучше, чем Анна Эрвандовна я не встречала.
У меня осталась картотека секции прошлых лет. На каждую собаку заведена карточка, где кроме родословной, написанной от руки, были все оценки собаки, все дипломы, краткое описание экстерьера собаки, ее стиля на испытаниях, а также фотография в стойке и фотография головы. Где вы еще встречали подобное?
Анна Эрвандовна не была удобным экспертом для всех. Характер у нее был боевой, не смотря на ленинградскую интеллигентность. Сложные ситуации случались и в родном собаководстве на Лиговке и со светилами кинологии из других городов. Бывали случаи, когда приходя домой, она со слезами говорила, что больше никогда не пойдет в клуб, потому что составленный ей план вязок не соблюдается и другой известный эксперт без зазрения совести вяжет своего кобеля с любыми подвернувшимися суками, вопреки плану вязок. Но тем не менее каждый четверг она возвращалась в собаководство…
Случалось, что на ее судейство писали жалобы в главную экспертную комиссию, бывали громкие скандалы. И даже один недовольный эксперт в своей книге описал без упоминания ее имени, случай на Всероссийской выставке, когда несправедливо, по его мнению, занизили оценку его кобелю. Я присутствовала в тот момент в ринге и отлично помню этот случай. Описано мастерски. Все так и было. Но такие случаи не были примером ее пристрастности или халатности в работе. Они как раз отражали ее принципиальность в оценке собак. Да, она обладала своим мнением, мнением четко обоснованным и подкрепленным огромным опытом. Возможно в этом мнении была региональная окрашенность, но она есть в работе любого достаточно известного эксперта.
Описания собак на выставке она всегда делала очень тщательно и подробно. И частенько поражала этим экспонентов в других городах. Мы-то в Питере к этому привыкли. Знали, что описание делается не только ради заполнения оценочного листа, но и для обучения стажеров и ассистентов.
Анна Эрвандовна разработала свою методику экспертизы на выставке. Она противоречила официальной, но на мой взгляд позволяла более правильно расставлять собак. Описание собаки всегда производилось на столе. Так собаку лучше видно и можно нормально ее прощупать. Описание делалось всегда до окончательной расстановки в ринге. Это позволяло учесть все недостатки, включая особенности головы, цвет глаз, длину уха и т.п. и сразу все записать в оценочный лист. Описание после расстановки бессмысленно, особенно оно бессмысленно, когда поручается ассистентам или стажерам. Как потом писать отчет?
Также у Анны Эрвандовны была своя теория в разведении. Разведение велось по кровным линиям, с применением умеренного инбридинга. Очень удачные сочетания оказывались, когда в Ленинград возвращались потомки наших собак, спустя 2-3 поколения. Они пускались в вязки с нашими линейными производителями и в результате удавалось получать основателей новых линий. Но конечно такая система разведения хороша была в советское время при большом количестве вязок. После перестройки положение осложнилось. Вязок стало меньше и это существенно затруднило работу. Но на всем протяжении истории наши спаниели всегда отличались лучшими в стране головами, черными глазами, ростом, высоконогостью и все это заслуга Анны Эрвановны.
Я не застала тех времен, когда Анна Эрвандовна судила в поле. Но в свое время она очень активно судила на полевых испытаниях, я помню ее рассказы о том, как рано утром, она тайно выставляла болотники за дверь, чтобы собаки не узнали, что она уезжает в поля и не расстроились… Однажды она ездила с нами на матчевую встречу, ходить за комиссией по кочкам ей было уже сложно – были проблемы с тазобедренным суставом, тем не менее она очень старалась не отставать. Судя по ее комментариям, она была достаточно строгим полевым экспертом.
Чрезвычайно принципиальна была Анна Эрвандовна и при разработке стандарта и правил, частенько у нее случались стычки с экспертами из других городов по тому или иному важному вопросу. Будь то длина поясницы или уха, цвет глаз у коричневых собак и качество шерсти. Да, она не жаловала коричневых собак, недолюбливала рыжих и отдавала предпочтение черно-белым собакам. Но, давайте будем справедливыми, если коричневая собака была безупречна, то она могла занять первое место у Анны Эрвандовны, я такие случаи знаю.
Самое главное, то что Анна Эрвандовна была собачницей до мозга костей. Обязательно в каждом своем письме или телефонном разговоре она не забывала упомянуть своих собак, какую-то забавную ситуацию или случай. В последний год она жаловалась как тяжело ей без собаки в доме и как однажды кто-то из экспертов зашел к ней домой с борзой и она описывала свою радость от этого ощущения собаки в доме, ее тепла и стука когтей по полу.
Анна Эрвандовна была очень бодрой и деятельной, пока был жив ее муж Игорь Михайлович. Он был серьезно болен последние лет 10, за ним нужно было внимательно следить, вовремя давать лекарства, снимать приступы. Все это держало Анну Эрвандовну в тонусе и не позволяло расслабляться. Она сразу сникла после его смерти… Исчез стержень, который заставлял ее держаться и работать. Через три года не стало Анны Эрвандовны.
Но все мы помним ее бодрый и молодой голос, ее задор и вдохновение в нашей сложной кинологической работе. Наша задача не растерять, то, что она создала, сохранить и приумножить ее любимую породу. Аминь.
Русина Ирина
